Русская православная церковь весьма пышно и торжественно отметила столетнюю годовщину восстановления патриаршества в РПЦ. Напомним, что решение об этом принял Поместный собор, заседавший с августа 1917-го по сентябрь 1918 года. 18 ноября 1917 года по новому стилю на соборе прошли выборы патриарха, победителем которых стал митрополит Тихон (Белавин). 4 декабря 1917 года прошла его интронизация. В юбилейных речах церковных иерархов много говорилось о жертвах, понесенных Церковью в годы революционного лихолетья.
Но ничего не сказано о том, что немалая доля ответственности за катастрофу приходится на саму Церковь. Этот пробел восполняет в интервью «МК» автор многочисленных научных работ по истории РПЦ доктор исторических наук, профессор Российского государственного гуманитарного университета Михаил Бабкин .

— Михаил Анатольевич, при знакомстве с темой Поместного собора 1917-1918 годов возникает совершенно сюрреалистическое ощущение. За стенами высокого церковного собрания бушует революция, меняются правительства и исторические эпохи, а его участники все заседают и заседают, решая вопросы, которые на фоне происходящего трудно назвать злободневными. Интересно, сами участники собора сознавали, что несколько, так сказать, выпадают из контекста?
— В своих воспоминаниях участники собора, в частности Нестор (Анисимов) — на тот момент епископ Камчатский и Петропавловский, — пишут, что они не отреагировали на октябрьский переворот, считая, что Церковь не должна вмешиваться в политику. Пусть, мол, «псы дерутся», наше дело — внутрицерковное.
— Но ведь во время событий Февральской революции Церковь занимала совершенно иную позицию.
- Согласен, церковные иерархи заняли тогда очень активную политическую позицию. Святейший синод Православной российской церкви принял целый комплекс мер, чтобы снять c повестки дня вопрос о монархии.
Как известно, 2 марта 1917 года (15 марта по новому стилю, здесь и далее даты приводятся по юлианскому календарю. — «МК») Николай II отрекся от престола в пользу своего брата Михаила Александровича. Но Михаил Александрович, вопреки распространенному мнению, от престола не отрекался — он передал вопрос о власти на рассмотрение Учредительного собрания. В его «Акте» от 3 марта говорилось о том, что он готов восприять власть лишь в том случае, «если такова будет воля великого народа нашего». Остальные члены дома Романовых, имевшие согласно закону о престолонаследии 1797 года право на трон, от него также не отказывались.
Соответственно, Россия стояла 3 марта на исторической развилке: быть ей монархией в той или иной форме — ну понятно, что более реальным вариантом была конституционная монархия, — либо республикой в той или иной форме.
Но уже с 4 марта, несмотря на отсутствие юридического отречения от престола дома Романовых, Синод начал рассылать во все епархии телеграммы с распоряжением прекратить упоминать в богослужениях имена членов «царствовавшего дома». В прошедшем времени! Вместо этого предписывалось молиться о «благоверном Временном правительстве». Слова «император», «императрица», «наследник престола» стали запретными. Если же кто-то из священников продолжал возносить молитвы о Романовых, Синод применял в отношении нарушителя меры дисциплинарного взыскания: клириков запрещали в служении или, если они служили по военному ведомству, отправляли на фронт, в действующую армию.
— Но ведь с 3 марта — с назначения нового обер-прокурора, Владимира Львова — Синод был уже частью новой власти. Разве мог он действовать по-другому?
- В первые дни революции Синод действовал абсолютно самостоятельно. Переговоры между церковными иерархами и революционным властями — я установил это по архивным документам — начались еще до отречения Николая II, 1-2 марта.
Да и в дальнейшем отношения между Временным правительством и Синодом нельзя назвать отношениями начальников и подчиненных. На первой встрече нового обер-прокурора с членами Синода, состоявшейся 4 марта, была достигнута взаимная договоренность. Синод обещал легитимировать Временное правительство, привести народ к присяге на верность ему, издать ряд актов, необходимых, по мнению новой власти, для успокоения умов. Взамен Временное правительство устами нового обер-прокурора Святейшего синода Владимира Львова пообещало предоставить Церкви свободу самоуправления и самоустроения. В общем, вы — нам, мы — вам. А в вопросе отношения к монархии Синод даже превосходил по радикальности Временное правительство.
Керенский решился объявить Россию республикой лишь 1 сентября 1917 года. А Синод уже в первые мартовские дни предписал клиру и пастве забыть не только о бывшем императоре, но и о монархической альтернативе в целом.
Особенно ярко эта разница в подходах проявилась в текстах присяг. В гражданской, светской, установленной Временным правительством, речь шла о верности Временному правительству «впредь до установления образа правления волею народа при посредстве Учредительного собрания». То есть вопрос о форме правления здесь был открыт.
Согласно же текстам церковных ставленнических присяг, принимавшихся при посвящении в новый сан, церковно- и священнослужители обязывались «быть верным подданным Богохранимой Державе Российской и во всем по закону послушным Временному правительству ея». И точка.
— Однако позиция Церкви вполне соответствовала тогдашним общественным настроениям. Быть может, она просто плыла по течению?
- Нет, Церковь во многом сама формировала эти настроения. Ее влияние на общественно-политическое сознание паствы было огромным.
Возьмем, например, правые, монархические партии. До революции они были самыми многочисленными политическими объединениями в стране. В советской, да и в постсоветской историографии утверждалось, что царский режим прогнил настолько, что монархия рассыпалась при первом же толчке. И в подтверждение как раз приводилась судьба правых партий, которые, мол, просто растворились после революции. Они действительно исчезли с политической сцены, но не по причине своей «прогнившести». В программах всех правых партий говорится о «послушании святой Православной церкви». Святейший же синод, введя запрет на богослужебное поминовение царя и «царствовавшего дома», тем самым выбил из-под ног монархистов идеологическую почву.
Как правые партии могли агитировать за царскую власть, если Церковь запретила даже молитвенный звук о царе? Монархистам действительно оставалось лишь разойтись по домам. Короче говоря, члены Синода не плелись за паровозом революции, а, напротив, были одним из ее локомотивов.
Именно Церковь сыграла ключевую роль в свержении царской власти как института. Если бы не позиция членов Синода, занятая ими в мартовские дни, исторические события пошли бы — это совершенно очевидно — по другой траектории. Кстати, семь из 11 церковных иерархов, являвшихся на тот момент членами Синода (а это в том числе будущий патриарх Тихон) причислены к лику святых. Либо в РПЦ, либо в РПЦЗ, либо и там и там.
— Чем же царь не угодил духовенству?
— Они видели в нем харизматического конкурента: царская власть, так же как и власть священства, обладала трансцендентальной, харизматической природой. Император как помазанник Божий имел огромные полномочия в сфере церковного управления.
— Насколько я понимаю, согласно Акту о престолонаследии Павла I, сохранявшему силу вплоть до Февраля, царь был главой Церкви?
— Не совсем так. В акте императора Павла I об этом говорится не напрямую, а вскользь, в виде пояснения: занятие престола запрещалось лицу иной, не православной веры, поскольку «государи российские суть главою Церкви». Все. На самом деле место царя в церковной иерархии не было четко определено.
Здесь нужно пояснить, что власть священства состоит из трех составляющих. Первая — власть священнодействия, то есть совершение церковных таинств, служение литургии. На это российские монархи никогда не претендовали.
Второе — власть учительства, то есть право проповедать с амвона. Императоры имели власть учительства, но практически не пользовались ею.
Третья составляющая — церковное управление. И вот здесь власти у императора было намного больше, чем у любого из епископов. И даже всех епископов вместе взятых. Духовенство это категорически не устраивало. Они не признавали за монархом священнических полномочий, считая его мирянином, были недовольны вмешательством царя в церковные дела. И, дождавшись удобного момента, свели счеты с царством.
С богословской точки зрения революционная смена власти была легитимирована церковью в синодальном переводе Послания к римлянам апостола Павла, сделанном в середине XIX века. Фраза «несть бо власть, аще не от Бога» была переведена там как «нет власти не от Бога». Хотя буквально означает: «Не есть власть, если не от Бога». Если же всякая власть от Бога, то что получается? Что изменение формы правления, революция, — тоже от Бога.
— Почему же, поддержав Временное правительство в марте, Церковь пальцем не пошевелила, чтобы помочь ему в октябрьские дни?
— Октябрьский кризис в определенном смысле играл на руку Поместному собору, который в обиходе называли «церковным учредительным собранием».

Дело в том, что, поскольку Церковь на тот момент не была отделена от государства, все решения собора, в том числе обсуждавшееся в те дни предложение о восстановлении патриаршества, должны были быть представлены на утверждение Временному правительству, остававшемуся высшей властью в стране. А оно могло в принципе и не согласиться с ними. Поэтому на октябрьский переворот собор отреагировал в первую очередь форсированием, ускорением процесса введения патриаршества. В возникшем вакууме власти Церковь увидела для себя дополнительный шанс: постановления собора ни с кем теперь не нужно было согласовывать. Решение о восстановлении патриаршества было принято 28 октября — всего через два дня после захвата власти большевиками. А еще спустя неделю, 5 ноября, был избран новый патриарх. Спешка была такая, что постановление, определявшее права и обязанности патриарха, появилось уже после его интронизации.
Словом, у высшего духовенства и в мыслях не было поддерживать Временное правительство. Пусть, мол, будет любая власть, лишь бы не царская. Никто тогда не верил в прочность положения большевиков, да и сами они отнюдь не казались тогда Церкви исчадиями ада.
Примерно через год после октябрьского переворота патриарх Тихон сказал в одном из своих посланий пастве (передаю близко к тексту): «Мы возлагали надежды на советскую власть, но они не оправдались». То есть, как явствует из этого документа, определенные расчеты на нахождение общего языка с большевиками были.
Церковь молчала, когда они захватили власть, молчала, когда начали преследовать своих политических оппонентов, когда разогнали Учредительное собрание... Голос против советской власти духовенство начало поднимать лишь в ответ на «недоброжелательные» действия по отношению к самой Церкви — когда у нее начали отбирать храмы и земли, когда начались убийства священнослужителей.
— Тем не менее уже в январе 1918 года в постановлении по поводу декрета об отделении Церкви от государства собор прямо призвал к неповиновению новым властям. Однако благополучно продолжил работу. Чем можно объяснить такую мягкость большевиков? Она была осознанной либо у них просто не дошли тогда до Церкви руки?
- Во-первых, руки действительно дошли далеко не сразу. Главной целью большевиков в первые недели и месяцы после переворота было удержать власть. Все иные вопросы отодвигались на второй план. Поэтому и на «реакционное духовенство» советская власть смотрела поначалу сквозь пальцы.
Кроме того, в восстановлении патриаршества большевистское руководство, судя по всему, увидело для себя определенные выгоды. С одним человеком проще договориться, проще прижать его в случае необходимости к ногтю, чем коллективный орган управления.
Согласно известному апокрифу, прозвучавшему впервые в проповеди митрополита Русской православной церкви за рубежом Виталия (Устинова), Ленин, обращаясь в те годы к духовенству, сказал: «Вам нужна Церковь, вам нужен патриарх? Хорошо, будет у вас и Церковь, будет у вас и патриарх. Но мы дадим вам Церковь, мы дадим вам и патриарха». Я искал подтверждения этих слов, но не нашел. Но на практике так в конце концов и получилось.
— Собор заседал более года, последнее заседание прошло в конце сентября 1918 года, в разгар красного террора. Тем не менее он считается незаконченным. По версии патриархии, «20 сентября 1918 года работа Поместного собора была насильственно прервана». В какой мере это соответствует действительности?
- Ну что считать насильственным? Матросы Железняки туда не приходили, никого не разгоняли. Многие вопросы действительно оставались нерешенными — готовился ведь целый комплекс проектов церковных преобразований. Но воплотить их в жизнь ввиду новых политических реалий уже не представлялось возможным. Поэтому дальнейшее обсуждение теряло смысл.
Возникла и чисто финансовые проблема: кончились деньги. Новая власть не намеревалась финансировать собор, а прежние резервы были исчерпаны. А расходы ведь между тем были совсем немалыми. На обеспечение деятельности собора, на проживание делегатов — гостиницы, командировочные... Участники в итоге начали разъезжаться по домам — кворума уже не было. Настроение оставшихся было подавленным.
Почитайте «деяния» собора, выступления на последних его заседаниях: «нас очень мало», «сидим без денег», «власть всюду чинит препятствия, отбирает помещения и собственность»... Лейтмотив был: «Мы все равно ничего тут не высидим». То есть они сами распустились — продолжать работу не было уже никакого резона.
- Патриарх Тихон стал предстоятелем Церкви поистине волею случая: за обоих его соперников, дошедших до второго тура выборов, жеребьевки, было отдано, как известно, больше голосов. Счастливым этот случай с учетом трагических событий, случивших вскоре со страной, с Церковью и самим патриархом, назвать сложно, но все-таки насколько, по-вашему, Церкви повезло с Тихоном? Насколько хорошим патриархом, насколько адекватным тем задачам и проблемам, которые стояли тогда перед Церковью, он оказался?
- С именем Тихона связано очень много мифов. Считается, например, что он анафематствовал советскую власть. Речь идет о его послании от 19 января 1918 года. На самом же деле у этого обращения не было конкретного адресата, оно было сформулировано в самых общих словах. Анафеме предавались стремившиеся «к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани». Между тем в арсенале Церкви было много довольно эффективных способов воздействия на власть. В том числе, например, интердикт, запрещение церковных треб до выполнения определенных условий. Условно говоря, священники могли перестать причащать, отпевать, крестить, венчать население до тех пор, пока не будет свергнута безбожная власть. Патриарх мог ввести интердикт, но не сделал этого. Уже тогда, в первые годы советской власти, Тихон подвергался критике за нежелание жестко противостоять большевикам. Его имя расшифровывали как «Тих он».
— На меня, признаюсь, произвела сильное впечатление история, рассказанная вами в одной из ваших работ со ссылкой на тобольского архивиста Александра Петрушина: у Церкви была реальная возможность спасти царскую семью в период безвластия, наступивший после свержения Временного правительства, но Тихон распорядился использовать собранные для выкупа Романовых деньги на церковные нужды. Вы уверены, кстати, в ее достоверности?
- Впервые она была опубликована в 2003 году в историческом журнале «Родина», учредителями которого являются Администрация Президента России и Правительство России. А потом я сам разыскал этого Петрушина. По образованию он историк, но работал в КГБ, потом — в ФСБ. Лет 10 как вышел в отставку.
По его словам, в силу своих должностных обязанностей он искал в Сибири золото Колчака. Золота, конечно, не нашел, но при исследовании местных архивов натолкнулся на множество других интересных вещей. В том числе на эту историю.
В 1930-е годы НКВД расследовал дело о каком-то контрреволюционном подполье, по которому проходил епископ Иринарх (Синеоков-Андриевский). Он-то и рассказал об этом. Деньги, о которых идет речь, предназначались охране царской семьи в Тобольске, состоявшей из трех гвардейских стрелковых рот — 330 солдат и 7 офицеров. В августе 1917 года им было назначено двойное жалованье, однако, когда власть поменялась, выплаты прекратились.
Охрана была согласна передать царскую семью любой власти, кому угодно, кто погасит образовавшийся долг. Об этом стало известно монархистам Петрограда и Москвы. Деньги были собраны, тайно доставлены в Тобольск и переданы местному епископу Гермогену.
Но к тому времени структура церковного управления поменялась — появился патриарх. И Гермоген не решился действовать самостоятельно, обратился за благословением к Тихону. Тихон же принял то решение, о котором вы уже сказали, — запретил использовать эти ценности по изначальному назначению. Куда они в итоге делись, неизвестно. Ни НКВД, ни КГБ не смогли отыскать никаких следов. Ну а Романовых в конце концов выкупили большевики. В апреле 1918 года в Тобольск прибыл отряд красноармейцев во главе с уполномоченным Совнаркома Яковлевым, доставивший гвардейцам задержанное жалованье. И увез царскую семью в Екатеринбург, на их голгофу.
Строго говоря, источник Петрушина не вполне надежный, но я ему склонен доверять, потому что его рассказ ничуть не противоречит огромной массе задокументированных фактов, свидетельствующих о негативном отношении Церкви и патриарха Тихона в частности к монархии и последнему русскому императору.
Достаточно сказать, что за все время своей работы Поместный собор не предпринял никаких попыток помочь Николаю II и его семье, когда они находилась в заточении, ни разу не высказался в их защиту. Об отрекшемся императоре вспомнили лишь однажды — когда пришло известие о его расстреле. Да и то долго спорили, служить или нет панихиду. Примерно треть участников собора была против этого.
— Может быть, боялись заступаться?
- Не думаю, что дело в боязни. На репрессии по отношению к своим коллегам участники собора реагировали очень бурно. Что называется, горой вставали на их защиту. И большевики к этим протестам очень даже прислушивались.
Скажем, когда был арестован епископ Нестор (Анисимов), этому вопросу было посвящено отдельное заседание. Собор выступил с заявлением, выражавшим «глубочайшее негодование по случаю насилия над Церковью», к большевикам была послана делегация с соответствующим ходатайством, в московских храмах молились об освобождении Нестора... В общем, целый комплекс мер. И епископа буквально на второй день выпустили из тюрьмы.
То же самое — с арестом члена Временного правительства, министра исповеданий Карташева, также участника собора: специальное заседание, ходатайство и так далее. И тот же результат — министра освободили. А на арестованного помазанника Божия — реакция нулевая. Я объясняю это тем, что царя они не считали за «своего», по-прежнему воспринимали его как харизматического конкурента. Противостояние священства и царства продолжалось.
— Отдельная тема — деятельность Тихона в 1920-е годы. Известна легенда, которую многие считают фактом: он якобы прокомментировал прорыв канализационных вод в Мавзолей словами: «По мощам и елей». Согласно распространенному мнению, в тот период Тихон являлся настоящим духовным лидером антибольшевистского сопротивления. Насколько оно соответствует действительности?
— Что касается высказывания про Мавзолей, приписываемого Тихону, то думаю, это действительно не более чем байка. Неизвестно ни то, где он это сказал, ни то, когда это было сказано, ни то, кто это слышал. Источников нет. Точно таким же мифом является и представление о Тихоне как о духовном лидере антибольшевизма. Можно привести массу фактов, которые выбиваются из этого образа. На самом деле Тихона очень мало интересовало происходящее за пределами Церкви. Он стремился дистанцироваться от политики.
— Существуют разные мнения по поводу подлинности так называемого завещания Тихона — опубликованного после его смерти воззвания, в котором он якобы призывает клир и мирян «без боязни погрешить против святой веры подчиниться советской власти не за страх, а за совесть». Какого мнения на сей счет придерживаетесь вы?
- Я считаю, что «завещание» подлинное. Хотя церковные историки пытаются доказать обратное. Дело в том, что «завещание» вполне вписывается в логику всех предыдущих заявлений и действий Тихона.
Часто утверждается, что до революции он придерживался правых взглядов. В качестве подтверждения приводится тот факт, что Тихон являлся почетным председателем ярославского отделения Союза русского народа. Но сами монархисты тогда возмущались, что их архипастырь всячески уклоняется от участия в деятельности союза. На этой почве у Тихона даже случился конфликт с ярославским губернатором, добившимся в итоге перевода архиепископа в Литву.
Еще один интересный сюжет: Тихону принадлежит приоритет в богослужебном поминовении советской власти. Когда его избрали на патриаршество, он согласно разработанному и утвержденному Поместным собором протоколу вознес молитву, в которой среди прочего присутствовала фраза «о властех наших». Но у власти на тот момент (5 ноября 1917 года по старому, 18 ноября по новому стилю. — «МК») уже 10 дней как находились большевики!
Известно также, что Тихон категорически отказался благословлять деникинскую армию. В общем, если вспомнить и проанализировать как приведенные, так и множество иных фактов его биографии, то в его призыве подчиниться советской власти ничего странного нет.
— То, что Тихона отравили, то, что он стал жертвой советских спецслужб, тоже миф?
— Нет, почему же. Вполне могли отравить.
— Но за что? От добра, как говорится, добра не ищут.
— Ну, хотя Тихон и шел на сотрудничество с советской властью, такого рвения, как Сергий (Страгородский) (в 1925-1936 годах заместитель патриаршего местоблюстителя, затем — местоблюститель, с сентября 1943 года — Патриарх Московский и всея Руси. — «МК»), он все-таки не выказывал. Тот вообще был «конкретным» кадром ЧК-ГПУ-НКВД и фактически включил Церковь в структуру советского государства. Тихон, говоря его же словами, подчинялся советской власти лишь за страх. А Сергий — уже не только за страх, но и за совесть.
— Насколько могу судить, сегодня Церковь не очень любит вспоминать о своей роли в революционных событиях. У вас такое же мнение?
- Это еще мягко сказано! Тема «Церковь и революция» сегодня в РПЦ является попросту запретной. Лежит она на самой поверхности, источниковая база огромна, но до меня этим, по сути, никто не занимался. Да сегодня желающих, мягко говоря, немного. В советские времена у табу были одни причины, в постсоветские появились другие.

Я довольно часто общаюсь с исследователями, занимающимися историей Церкви. Среди них довольно много светских историков, но и они в большинстве случаев так или иначе связаны с РПЦ. Человек, допустим, преподает в МГУ, но одновременно возглавляет кафедру в Православном Свято-Тихоновском университете. И он не сможет там работать, его просто-напросто выгонят, если будет писать свои труды без оглядки на материалы архиерейских соборов, причисливших Тихона и целый ряд других архиереев той эпохи к лику святых.
Доминирующая сегодня версия истории РПЦ — это чисто церковная версия. Все церковные и близкие к Церкви историки мои труды знают, читали, но ссылок на них — фактически ноль. Опровергнуть меня они не могут, согласиться со мной тоже не в силах. Остается замалчивать.
— Анафеме вас еще не предали за ваши исследования?
— Нет, но угрозы физической расправы от некоторых, скажем так, представителей духовенства получать приходилось. Трижды.
— Неужели так все серьезно?
— Да. На протяжении нескольких лет я, откровенно говоря, ходил и думал: сегодня получу топором по голове или завтра? Правда, это было уже довольно давно. Пока они собирались, я успел опубликовать все, что хотел, и мотив, надеюсь, отпал. Но я до сих пор периодически слышу вопрос: «Как тебя до сих пор не грохнули?!»
— Как бы то ни было, нельзя сказать, что Церковь не сделала выводов из событий 100-летней давности. Сегодня она занимает очень четкую политическую позицию, не колеблется в вопросе, кого поддерживать, власть или оппозицию. И государство платит Церкви полной взаимностью, практически вернув привилегии, утраченные ею столетие назад...
- Церковь находится в гораздо лучшем положении, чем до Февральской революции. Епископат РПЦ переживает сегодня даже не золотой, а бриллиантовый век, добившись в итоге именно того, за что боролся тогда: статус, привилегии, дотации, как при царе, но — без царя. И без какого бы то ни было контроля со стороны государства.
И пусть вас не обманывают разговоры о предпочтительности монархии, которые периодически слышны в церковных или околоцерковных кругах. Патриарх никогда не помажет на царство российского президента, потому что это автоматически будет означать предоставление помазаннику огромных внутрицерковных полномочий, то есть умаление власти патриарха. Не для того духовенство свергало в 1917 году царскую власть, чтобы реставрировать ее спустя 100 лет.
— Тем не менее, судя по вашим выступлениям, вы не из числа тех, кто считает, что «бриллиантовый век РПЦ» будет длиться вечно.
- Да, рано или поздно, я считаю, маятник пойдет в противоположную сторону. Так уже бывало в нашей истории. В Московской Руси Церковь тоже пухла и пухла, прирастая богатствами и землями и живя параллельной государству жизнью. Тогда многим тоже казалось, что это будет длиться вечно, но потом на трон сел Петр I — и процесс развернулся едва ли не на 180 градусов.
Что-то подобное Церкви предстоит пережить и в ближайшие десятилетия. Не знаю, дойдет ли на этот раз дело до упразднения патриархии и появления синода с обер-прокурором или же, как в советские времена, Совета по делам религий, но контроль государства над Церковью, прежде всего финансовый контроль, я уверен, будет введен.


Оригинал:

(Понятие о церковной власти)

Власть вообще есть полномочие (лат. potestas - possum - мощь, сила) действовать собственными силами (греч. ἑξουσἱα - из своей сущности) или направлять силы других к определенной цели. Понятие власти предполагает как свои существенные признаки: а) основание или источник полномочия; б) лицо (индивидуум или коллективное), или субъект власти; в) сферу - объекты или лица, силы которых подчинены властному лицу. Смотря по тому, какой из этих признаков поставляется на первом плане, общее понятие власти определяется особыми предикатами или подразделяется на виды. Так, есть власть Божественная и человеческая (по источнику полномочий); семейная и общественная (по сфере применения полномочий); последняя в свою очередь может подразделяться на власть государственную и церковную, военную и гражданскую и т. д. Отсюда под именем церковной власти разумеется полномочие (или сумма полномочий), применяющееся в Церкви или исходящее от Церкви.

Виды церковной власти . Понятие церковной власти настолько обширно, что само в свою очередь может делиться на виды и подвиды. Церковь, как явление, имеющее свою продолжительную историю, есть религиозное общество, или союз таковых обществ. Однако же оно образовалось и доселе существует не в силу каких-либо естественных условий исторического развития или как изобретение человеческого гения, но как Божественное Установление, имеющее в основании неизменные начала организации, невидимо охраняемое и управляемое Главою - Господом Иисусом Христом и имеющее существовать независимо от смены веков до конца мира. Это божественное основание Церкви пребывает неподвижным и неизменным: изменениям подлежит только то, что созидается на этом основании человеческою деятельностью, то более, то менее согласующееся с волею Божиею и в этой мере качественно различающееся так же, как различаются строительные материалы, употребляемые тем или иным строителем для своего здания (1 Кор. 3, 12-13).

К этим всегда тождественным началам церковной организации принадлежат те божественные полномочия, которые дал Церкви Сам Основатель ее непосредственно апостолам, а затем и преемникам их, установив новозаветное священство и церковную иерархию. Эти полномочия следующие: а) власть учения (ἑξουσἱα διδαχτιχἡ ): б) власть священнослужения (ἑξουσἱα ἱερατιχἡ ); в) власть пастырская (ἑξουσἱα ποιμαντιχἡ ).

Эти троякого рода полномочия и составляют первый и важнейший вид церковной власти - власть священную или иерархическую. Без этих полномочий не было и не может быть Церкви; если бы их не дано было Церкви, она давно прекратила бы свое существование; с ними же она пребудет до конца мира, и никакие враги Церкви, даже врата адовы - по слову Господа - не одол еют ее (Мф. 16, 18). Такое значение их объясняется из сущности их. Отличительными признаками их служит следующее:

1) Их источник. Они проистекают не от какого-либо земного авторитета, но непосредственно от божественной власти Основателя Церкви. Дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли - торжественно вещал Он Своим избранным апостолам - шедшие убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика запов едах вам и се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века. Аминь (Мф. 28, 19-20). Он не поручил осуществление этих полномочий ни иудейскому синедриону, ни римскому кесарю, но - по слову апостола худородным и уничиженным (1 Кор. 1, 28), которых избрал Сам, поставляя этим порученное им дело вне зависимости от земной силы и величия и в день Пятидесятницы облек силою свыше (Лук. 24, 49). Апостолы поставили себе приемников этих полномочий, и с тех пор непрерывно проходит и будет до конца мира продолжаться эта цепь преемства божественных полномочий в Христовой Церкви. Единственный способ получения их - таинственное священнодействие хиротонии или рукоположения, совершаемое в Церкви Христовой высшими носителями священных полномочий - епископами. Никто из людей иначе не может получить никакой степени священства. Посему действующие этими полномочиями священнослужители основываются на праве божественном (jure divino), а не человеческом, и никакая земная власть, опирающаяся на право человеческое (jus humanum), как не может дать, так и не может отнять у законно поставленного священника его священной власти.

2. Характер полномочий священной власти исключительно духовный, а не материальный. Сферою действий священника служит духовный мир человека с его стремлением к единению с Богом, - к истине и нравственному совершенству, но в его полномочиях, как священника, нет власти подчинять себе материальные вещи: ибо и Сам Основатель Церкви свидетельствовал о Себе, что Сын челове ческий не им еет гд е главы подклонити (Мф. 8, 20) и что Царство Его - не от мира сего (Иоан. 18, 36). Священник есть проповедник и учитель закона Божия, страж, блюститель его и руководитель в деятельном исполнении его вверенными ему пасомыми, и совершитель таинственных священнодействий и молитв.

3. Хотя по содержанию своему полномочия священной власти на первом плане поставляют уполномоченным право и долг только личного их действования (а не управления деятельностью других) и хотя сами апостолы обозначали свое высшее призвание не иначе, как служением Слову (Деян. 6, 4), а свое положение в церкви - положением слуг Христовых и строителей таин Божиих (1 Кор. 4, 1) (а не положением начальников в отношении к прочим, как подчиненным); однако же, полномочия эти, как по их исключительной принадлежности только некоторым (а не всем членам Церкви), так и по самому их существу таковы, что с необходимостью ставит действующих ими в положение начальников ко всем остальным, как подчиненным, именно в сфере влияния этих полномочий. Так, исключительно некоторым принадлежащее полномочие учительства при осуществлении его необходимо соединяется с правом их руководить своих учеников в усвоении преподаваемого, с правом оценивать успехи их, с правом запрещать или дозволять такое или иное применение усвоенного. Авторитет или власть и обыкновенного учителя так общепризнанна для его учеников, что противление ему со стороны какого-либо из них должно быть рассматриваемо, как результат умственной слабости, или сознательного нежелания быть учеником; в том и другом случае исход для него один: исправиться - подчинением власти учителя, или оставить его школу. Тем более это нужно сказать об учителях церковных, получивших свою власть от Того, Кто сказал им: слушаяй вас Мене слушает и отметаяйся вас Мене отметается (Лук. 10, 16), посему и апостол заповедует членам церкви, не получившим полномочия учительства церковного: повинуйтейся наставником вашим и покоряйтеся (Евр. 13, 17). Точно также в исключительном полномочии к учительству некоторых implicite заключается и право признать или не признать годность и способность к производству в должность учителя нового члена: ибо немыслимо, чтобы таковое право когда-либо и где-либо приписывалось ученикам, а не учителям.

Исключительно некоторым принадлежащее полномочие священнодействия необходимо предполагает за ними власть от остальных, присутствующих при священнодействии, требовать соблюдения известной дисциплины, власть дозволять или воспрещать какое-либо деятельное участие в акте священнодействия и точно также, как и при полномочии учительства - право назначать преемников себе в должности священнослужителей. То же самое и в полномочии пастырства. Отсюда и следует, что носители священной власти составляют в церкви не только особый класс служащих церкви лиц, имеют не только служебные полномочия, но и церковное начальство (ἱερἁρχια ) и полномочия в собственном смысле правительственные (ἑξουσἱα διοιχητιχἡ , potestas jurisdictionis). В целом носители священных полномочий того и другого порядка (служебных и правительственных) составляют высший чин или сословие в церкви (τἁγμα , ordo) по отношению ко всем остальным членам церкви, совокупность которых обозначается терминами «верные» (πιστοἱ ) (Апост. пр. 9), «верные братия» (ἁδελφοι πιστοἱ ) (Феоф. Александр, прав. 8), «миряне» (λαἱχοἱ ) (Апост. пр. 31). Но они и сами между собою различаются степенями (βαθμὁς ), обусловливаемыми неодинаковым распределением священных полномочий, и образуют градацию подчиненности низших степеней высшим. Этот признак (правительственных полномочий) в содержании священной власти и отмечен уже библейскими наименованиями степеней иерархий: 1) епископа (ἑπισχοπος - надзиратель = верховный блюститель); 2) пресвитера (πρεσβὑτερος - старейшина); 3) диакона (διἁχονος - служитель, т. е. исполнительный орган первых двух).

4) Правительственная власть (ἑξουσἱα διοιχητιχἡ , potestas jurisdictionis) подразделяется на следующие полномочия: законодательные, административные, судебные, исполнительные. Успешное их осуществление необходимо предполагает правильную общественную организацию, правильное внешнее благоустройство общества. В основных чертах общественная организация Церкви и ее управления дана Основателем Ее и апостолами и зиждится также на божественном праве. Но в течение многовекового исторического существования Церкви в человеческом роде первоначально данная ей общественная организация подвергалась различным изменениям, осложнялась, развивалась: эти изменения происходили неизбежно под влиянием изменчивого внешнего положения Церкви в среде различных народов и государств.

Благовестническою деятельностью апостолов и их сотрудников в благовествовании Церковь распространялись первоначально по большим городам - центрам гражданского управления, отсюда - по малым городам и тяготевшим к ним в гражданском отношении селениям. По этим городам и располагались христианские общества - церкви, управлявшиеся каждая богоустановленною иерархиею - епископом, пресвитерами и диаконами. Но эти отдельно самоуправлявшиеся общества находились в постоянном сношении между собою и в важных случаях высшие правители этих обществ - епископы собирались в одно место - какой-либо город, составляли собор (σὑνοδος , concilium) и на нем разрешали какой-либо вопрос, недоумение, или установляли меры, отвечавшие потребностям времени. Обычай составлять по требованию обстоятельств епископские соборы, как высший орган церковного управления, имевший основание и начало свое в иерусалимском апостольском соборе, уже в течение первых трех веков совершенно независимого положения Церкви от государства положил основание образованию градаций между самими епископами и их кафедрами, именно в церковно-правительственном отношении. Епископы более значительных в гражданском управлении городов, или городов столичных для известного народа, в которых по-преимуществу собирались соборы из епископов соседних меньших городов, силою обычая становились естественными председателями таковых соборов и получили название или титул «старейших» или «первых» между прочими. Так самостоятельною практикою Церкви первых веков выработалось в высшей степени важное начало церковно-правительственной организации, отлившееся в форму следующего апостольского правила: «Епископам всякаго народа подобает знати «перваго в них» (ἑν ατοἱς πρὡτον ) и признавати его яко главу и ничего превышающаго их власть не творити без его разсуждения: творити же каждому только то, что касается до его епархии и до мест к ней принадлежащих. Но и «первый» ничего да не творит без разсуждения всех » (34).

В IV и V вв. под влиянием быстро увеличившейся численности христианского населения, а вместе с тем и епископских кафедр в греко-римской империи, политически объединявшей тогда почти все культурные нации, указанное нами начало правительственно-церковной централизации сделало дальнейшие шаги, выработало новую градацию церковно-правительственных чинов и округов или районов, на которые простиралась их правительственная власть (юрисдикция): явились митрополиты, архиепископы, экзархи, папы, патриархи, католикосы. Образовались соответственные им районы или пределы, на которые простиралась их юрисдикция, под названием: епархии (римская провинция, вмещавшая в районе несколько епископских кафедр) с главою ее - митрополитом или примасом, диецеза (округ, вмещавший несколько епархий) с главою его экзархом или архиепископом, патриархата (вмещавшего несколько диецезов) с главою их патриархом. В соответствии с этим образованием и церковный собор, как правительственное учреждение, образовал степени или инстанции под названием «собора епархиального», «диецезанского», «патриаршего» и «вселенского».

В круг ведения этих высших церковно-правительственных учреждений и входят все «церковные дела» (πρἁγματα ἑχχλησιαστιχἁ , causae ecclesiasticae), требующие применения власти законодательной, административной, судебной и исполнительной. Наивысшею инстанциею по всем отраслям церковного управления в градации соборов служит вселенский собор. Сверх того, ему исключительно принадлежит наивысшая церковно-законодательная власть, выражающаяся в формулировании догматов христианского вероучения. Ни один из поместных соборов этой власти не имеет. Прочие соборы качественно не различаются в своей церковно-правительственной компетенции: различие между ними только во внешних пределах их влияния. Так, они имеют власть установлять «правила» (χανὁνες ), каждый для округа, подчиненного его ведению (власть законодательная); имеют власть надзора в каждой из епархий, входящих в состав округа, на который простиралась власть собора, власть рукоположения епископа на освободившуюся кафедру, принадлежащую заведываемому им округу; каждый из них имеет значение высшей судебной инстанции по отношению к епархиальному суду и т. д.

Параллельно с образованием организации окружного церковного управления шла и организация епархиального управления. Пресвитеры и диаконы, первоначально бывшие единственным помощниками епископа и его исполнительными органами, жившие вблизи или вместе с ним, впоследствии времени, в особенности с образованием в епархии приходов и монастырей, а также разных богоугодных заведений, состоявших в ведении церкви, стали отправлять служение свое не только при епископе и его кафедральной церкви, но и в отдельности от него при приходах, монастырях и богоугодных заведениях. Клир естественно разделился на кафедральный и приходский, городской и сельский. Настала необходимость установить специальные органы по разным отраслям епархиального управления. И вот явились специальные должности по церковному управлению (ὁφφἱχια ἑχχλησιαστιχἁ ) - органы надзора: хорепископы, периодевты, архипресвитеры, протопресвитеры, сакелларии. Для более благоустроенной церковной экономии - экономы, скевофилаксы, апокрисиарии, а также управители богоугодными заведениями: больницами, сиротскими домами, богадельнями; для административных и судебных дел - архидиаконы, экдики, хартофилаксы, нотарии. По каноническому праву восточной церкви все эти чины в то же время были и носителями священных степеней пресвитера или диакона. Так рядом с иерархическою градациею степеней (βαθμοἱ ) образовалась градация правительственных должностей. Богоустановленный чин иерархий чрез такое осложнение в существе своем однако же не изменился; таким осложнением не создалось увеличение степеней ее: ибо определение в эти должности происходило (как в аналогичные им должности происходит и теперь) не чрез священнодействие хиротонии, а чрез простое официальное уполномочение (προσβολἡ , delegatio). Пo существу своему каждая церковно-правительственная должность есть поручение или делегация начальника своему подчиненному, которое всегда он может и отнять у него. В епархии таким уполномочивающим (делегантом) служит епископ; в целой поместной церкви - общий собор ее епископов.

5) Церковь есть не только установление Божественное, но и человеческое общество и притом такое многочисленное по составу своих членов, что не вмещается в одной какой-либо нации или государстве, но среди разных наций и государств - во всем мире. С последними она необходимо входит во взаимообщение. Ибо хотя по существу своему она есть чисто духовный союз и общение людей, но нравственное влияние ее на человека так всеобъемлюще и глубоко, что отражается на всей его жизнедеятельности, на всех его отношениях, личных, семейных, общественных. Христианское религиозное убеждение и религиозная совесть обнаруживают себя необходимо в делах, во вне. Любовь к Богу и ближним, воспитываемая церковью, проявляется во вне всецелою преданностью церкви, любовью к ней самой и ко всем ее учреждениям и побуждает человека к жертве в пользу ее. С другой стороны, она есть такая социальная сила, что с нею находит необходимым считаться даже и государство, расположенное индифферентно и враждебно, и относится к ней по внешности благосклонно лишь по соображениям просто политического благоразумия и расчета. Этими двумя мотивами объясняются богатые материальные жертвы в пользу церкви со стороны граждан-членов ее и разные права и привилегии, жалуемые учреждениям ее даже от государств иноверных. Следствие таких отношений то, что Церковь является собственницею имуществ движимых и недвижимых и носительницею полномочий гражданской юрисдикции. Размеры власти церковной увеличиваются притоком полномочий человеческого права. Из этого источника, иногда весьма обильного, проистекает второй класс полномочий церковной власти, - церковной не по происхождению - из самой церкви, как первый рассмотренный нами вид полномочий, - а по принадлежности их церкви.

Сообщение церкви этого рода полномочий происходит двумя юридическими актами: а) даром и б) государственным пожалованием.

История свидетельствует, что Церковь с самого начала своего существования была владетельницею имуществ, приобретая долгое время эти последние единственным способом даром или жертвою от состоятельных братий. И эти имущества по временам были так велики, что их доставало на пропитание всех бедных церкви и на выкуп пленных. И церковная иерархия не только не возбраняла такие дары, но и поощряла их, почитая нравственным правом служащих алтарю - питаться от алтаря и нравственною обязанностью верных приносить к алтарю от трудов своих посильные жертвы по подобию древних иудеев, приносивших начатки и десятины в пользу храма и левитов. Но она поощряла такие дары, поскольку они проистекали из доброй воли и расположения дарителей, но отнюдь не допускала притязаний от имени Церкви на имущество своих членов. Мало того, она строго воспрещала даже и принимать дары от лиц, запятнавших себя образом жизни, недостойным христианина (см. Апостольские Постановления, кн. 4, гл. 6-10). Такой взгляд на дар остался запечатленным навсегда в канонах православной церкви. Притязание и насильственное требование его, предъявляемое служителем церкви есть вымогательство и симония. Но долгое время такое владение имуществом для Церкви было только фактическим, а не имело характера собственности. Только государственное признание Церкви в правах собственности со стороны византийских императоров утвердило за нею право приобретения имущества, как посредством дара, так и другими законными способами, и сделало ее юридически полномочным владельцем и распорядителем своего имущества (утвердило власть над ним).

То же явление встречаем потом всюду и всегда в государствах. Справедливо, поэтому, церковную власть над имуществом признавать опирающеюся на государственном полномочии.

Пожалование церкви правами и привилегиями со стороны государства выражается в различной мере и в различных формах. В Византии император Юстиниан сообщил «канонам», постановленным и утвержденным четырьмя вселенскими соборами, силу государственных законов; решениям и приговорам епархиального и соборного суда силу решений и приговоров государственных судов. Он же одарил епископов весьма важными полномочиями по общегосударственному и городовому управлению; монастыри и другие церковные учреждения, а также и клир церковный свободою от некоторых повинностей и изъятием из гражданской подсудности (иммунитет). - В древней Руси великие князья и цари, а также и татарские ханы (в период монгольского ига) жаловали митрополитов, епископов и монастырских властей населенными землями и одаряли их на правах вотчинников над тяглыми людьми административною и судебною властью - по делам гражданским и даже уголовным. В новой России со времени Петра Великого и доселе церковно-правительственные учреждения, св. синод, епархиальные епископы и духовные консистории одарены полномочиями государственных присутственных мест и начальств, так что их административные определения и судебные решения рассматриваются и имеют значение действий государственных присутственных мест и начальств. Равным образом, иерархические и церковно-должностные лица, составляющие духовное и монашеское звание и в особенности облеченные полномочиями церковно-правительственной власти, как-то: митрополиты, члены св. синода, епархиальные архиереи, главный священник армии и флота, архимандриты, протоиереи, благочинные, начальники и наставники духовно-учебных заведений и проч. приравнены различным чинам государственной службы.

И все эти и им подобные права, привилегии и полномочия исходят на церковь от пожалования государственной власти.

Следствием такого проникновения в церковное устройство и организацию церковного управления элементов местного государственного права или элементов собственно-церковного творчества, обусловливаемого влиянием национального склада и обычаев, является весьма заметное разнообразие в устройстве поместных церквей при неизменно сохраняющемся тождестве во всех их основных началах церковной богоустановленной иерархии. Церковная иерархия в каждой поместной православной церкви удерживает неизменно три степени чинов, которые, быв облечены благодатною силою свыше в таинстве хиротонии, и осуществляют всюду с равною силою данные им полномочия священной власти. Но внешняя организация управления, виды и формы церковно-правительственных учреждений, опирающиеся как на полномочия божественного права, так и человеческого, допускают значительное различие, отличая каждую поместную церковь, так что это различие форм устройства и управления церковного, наука церковного права может свести лишь к нескольким более или менее устойчивым типам.

Обобщая все, доселе сказанное о церковной власти, мы приходим к следующим общим положениям:

1) Церковная власть по источнику, из которого проистекают ее полномочия, разделяется на два вида: божественную и человеческую. Первый вид называется священною, а носители ее - церковною иерархиею. Второй вид проистекает из частного или государственного уполномочения, мотивам к которым служит или любовь и преданность к церкви или расчет благоразумной государственной политики.

3) По характеру своему полномочия священной власти - духовны: их сфера внутренний мир человеческой души и средствами применения их служат часто нравственные меры просвещения, освящения, молитвы и пастырства. Полномочия, проистекающие от частного и государственного уполномочения, относятся к внешнему миру - утверждают власть церкви имущественную, или устанавливают более или менее благоприятное для нее положение в государстве.

Мы изложили только схему или набросок учения православного церковного права о церковной власти. Желающим получить основательное и полное ознакомление с этим предметом рекомендуем следующие пособия: Специальные сочинения: Τοὑ χανονιχοὑ διχαἱου τἡς ὁρθοδὁξου ἁναταληχἡς ἑχχλησἱας τἁ περἱ ἱερατιχἡς ἑξουἱας ὑπὁ Ἱωἁννξυ Παππαλουχα Εὑταξἱου. ῾Εν ῾Αθἡναις . 1872. H. Заозерский, О церковной власти. Сергиев Посад, 1894. Курсы церковного права: P. Hinschius, System des katholischen Kirchenrechts mit besonderer Rucksicht auf Deutschland. В. I. Berlin. 1869. Никодим, епископ далматский, Православное церковное право (Перевод Петровича), Спб. 1697. Проф. Н, С. Суворова, Учебник церковного права. Ярославль, 1808. Проф. Н. С. Павлов, Лекции по церковному праву (издающиеся в «Богословском Вестнике»).

* Николай Александрович Заозерский,
доктор церковного канононического права,
орд. профессор Московской духовной академии.

Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 3, стлб. 637. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1902 г. Орфография современная.

Обозреватель - Observer 2006 №4 (195)

ВЛАСТЬ И ЦЕРКОВЬ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

В.Семенов,

доктор философских наук, профессор

В последние 15 лет ХХ столетия и в начальные годы ХХI в. в России произошел существенный сдвиг в сторону образования теснейших связей и своеобразного "союза" государственной власти с "властью" православной церкви, а также с руководителями других религиозных конфессий.

Политическая власть всегда налаживает отношения с религией через посредничество ее социальных институтов и организаций.

Религия - дело сугубо личное для человека, его личный выбор. Это касается только самого человека, а не государства и не власти. Другое дело - религиозный социальный институт и конкретная религиозная организация, представляющие определенную часть всей общественной структуры и политической системы общества. С ними у государственной власти всегда существуют более или менее тесные взаимоотношения.

В России это всегда были и остаются отношения государственной власти, прежде всего, с традиционно преобладающей Русской Православной Церковью (РПЦ), а в последние годы религиозными организациями ислама, иудаизма, буддизма и других конфессий.

Как писал известный философ и религиовед Л.Н.Митрохин, в отношениях российского государства и церкви десять лет назад "все переменилось вдруг". А именно - "…властные амбиции церковных (прежде всего, православных и мусульманских) иерархов с начала 90-х годов становились все более решительными"1.

Многочисленные факты "…свидетельствуют о все более активном стремлении церкви утвердиться в сфере гражданской политики и светской культуры. Можно даже говорить о нарастающей тенденции (или опасности) клерикализации общества, причем наиболее активно действует Русская Православная Церковь, встречающая поддержку со стороны государства. В наиболее обобщенном виде эта тенденция проявляется в настойчивой пропаганде тезиса-призыва "Без религии у России нет будущего!". Конкретно, например, он выражается в попытке церкви добиться обязательного преподавания "основ православной культуры" и конфессиональной "теологии" в общеобразовательных (государственных) учебных заведениях"1.

При этом забывается, что Россия по Конституции является "светским государством" и что «…клерикализм несовместим с нормами демократии и либерализма, а обязательное преподавание конкретных религий в многоконфессиональной стране неизбежно обострит трения между "центром" и "регионами"»1.

Исторически в мире и в России церковь (как и другие религиозные организации) всегда была с властью, как с господствующей политической силой и, соответственно, с господствующими общественными классами.

По словам А.Ф.Окулова, "в ходе исторической эволюции всегда, и при капитализме особенно, на религию возлагалась обязанность поддержания господствующих классов"2.

В.И.Ленин отмечал: "Все и всякие угнетающие классы нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа. Палач должен подавлять протест и возмущение угнетенных. Поп должен утешать угнетенных…"3.

Следовательно, церковь, как и другие религиозные организации, занимает определенное место между властью и народом. Власть очень редко в истории бывает властью самого народа или "для народа".

Чаще всего государственная власть это "власть над народом" или "власть против народа". Но церковь всегда остается с властью. У нее вполне определенное место в цепочке "власть - церковь - народ". Церковь всегда ориентирована на "верх" - на власть, а не на "низ" - на народ. Она с властью "над народом" или с властью "против народа" как мощный духовно-социальный рычаг воздействия и давления на народ.

Как писал Ф.Энгельс, вся новая история "…ведет свое летоисчисление с той великой эпохи, которую мы, немцы - …называем …Реформацией, французы - Ренессансом, а итальянцы - Чинквеченто и содержание которой не исчерпывается ни одним их этих наименований… Духовная диктатура церкви была сломлена… Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством"4.

Но в средние века католическая церковь была даже над светской государственной властью, подчиняла себе эту власть, диктуя ей курс государственного правления. Вот почему пришедшая к управлению государством в ХIХ в. буржуазия ликвидировала это господство церкви над властью, подчинила католическую церковь себе, но осталась с нею в союзе.

Французский социалист Жан Жорес писал: "Человеческая мысль уже более ста лет стремилась проникнуть в тайны Вселенной и человеческого общества. Она не могла более мириться с деспотическим вмешательством духовенства. Она не могла больше позволять церкви замыкать в библейскую концепцию или в средневековую схоластику безграничную и постоянно меняющуюся Вселенную, в которой проявлялись математически точные законы материального мира и методически прокладывающая себе путь свобода разума...

Католическая церковь с ее нетерпимостью была непримиримым врагом нового мира. Облеченная абсолютной властью, она высушила бы как источник мысли, так и источник богатства. Потому-то и должны были восстать против нее все силы новой буржуазии, все, кто жаждал богатства, все, кто жаждал знания"5.

Значит, хотя церковь (католическая) одно историческое время находилась "над" властью. То есть в истории общества и цивилизации светская государственная власть имеет первенство и главенство над церковной властью, которая служит государственной власти.

Немецко-американский социолог и левый критик капитализма Эрих Фромм писал: "Теологические изменения являются результатом социологических изменений, то есть, изменений в социальной функции христианства. Больше не являясь религией мятежа и революций, эта религия правящего класса была предназначена для того, чтобы держать массы в повиновении и управлять ими"6.

Церковь оказывается духовной опорой власти, а власть оказывает ей социальную, материальную и духовную поддержку.

Эта неразрывная "связка" власти и церкви приводит к тому, что церковь практически почти всегда оказывается замешанной в преступлениях власти, а то и прямой соучастницей совершаемых властью преступлений против народа.

Стоит напомнить, что когда в России в 1903 г. в Кишиневе произошли антиеврейские погромы, то Л.Н.Толстой написал: "В особенности я почувствовал ужас перед главным виновником - нашим правительством с его духовенством, которое будит в народе зверские чувства и фанатизм, с его бандой чиновников-разбойников"7. То есть Л.Н.Толстой осуждал в тогдашней России тесно связанную между собой следующую команду: царское правительство - духовенство - чиновники.

Л.Н.Толстой постоянно различал религию как личное и собственное убеждение и веру в высшую истину, и церковь как сотрудничающую с властью и поддерживающую власть религиозную организацию, которую он постоянно осуждал.

Его концепция "непротивления" и своеобразного "ненасильственного несотрудничества" с государственной властью предполагала: "…не участвовать в этом строе, в том, что поддерживает его: в военщине, в судах, податях, ложном учении и т.п. …"7.

За это Л.Н.Толстой был отлучен от церкви по решению синода в 1901 г.

Историческая практика подтверждает, что в общественной жизни, основанной на частной собственности, церковь не только всегда связана с властью как политической силой, но и всегда связана с богатством как финансовой и экономической силой.

Власть, богатство и церковь образуют триединую цепочку взаимосвязанной властвующей элиты в обществе: власть - политическая сила, богатство - финансово-экономическая сила, церковь - духовная сила.

Следовательно, институт церкви - всегда властный. Властный духовно. Поэтому он всегда и везде сотрудничает, а то и просто объединяется с властью светской.

В капиталистических условиях над народом и против народа господствуют три политико-экономическо-духовные силы: власть (монарх, царь, диктатор, президент, премьер); капиталист; священник.

Великий мексиканский монументальный живописец Альфаро Сикейрос так и изобразил в 40-50-е годы ХХ в. эти три типа господ, сидящих на шее народа, на своих грандиозных полотнах и настенных росписях во дворце и в других зданиях в столице Мексики Мехико.

Современная Русская Православная Церковь не избежала этой роли, хотя ей следовало бы намного большему научиться на своем историческом опыте. Современная церковная верхушка, как всякая властная верхушка, оторвалась от народа, сплелась с властью, обогатилась за счет верующих, подачек власти, олигархов. Все высшие и средние церковные иерархи со своим окружением при нищете и бедности народных масс явно не бедствуют. От них почти не слышно слов в защиту разоренного, лишенного работы или зарплаты, голодающего и вымирающего российского народа.

Многие историки и философы в прошлом и ныне отмечали и отмечают связь с богатством и роскошью у РПЦ.

Русский историк В.О.Ключевский писал: "В больших городах Киевской Руси ХI и ХII вв. в руках князей и бояр заметно присутствие значительных денежных средств, больших капиталов. Нужно было иметь в распоряжении много свободных богатств, чтобы построить из такого дорогого материала и с такой художественной роскошью храм, подобный киевскому Софийскому собору Ярослава"8.

Комментируя высказывания Леонтия Савельева в "Записках по русской философии" в журнале "Москва" (1993. № 2 С. 177), что "роскошь проникла в Россию, но как зараза от соседей", философ и историк В.В.Ванчугов написал: "Только беспристрастный историк заметит, что проводником этой заразы была и отечественная церковь, непременным атрибутом которой была именно роскошь"9.

В последнее двадцатилетие РПЦ снова, как и в царские времена, обзавелась в России огромным богатством, недвижимым имуществом, землями, зданиями, службами, храмами, церквями, монастырями и т.д.

Начиная с 1985 г., власть не только передала (определяется как "возвратила") РПЦ огромные общенациональные имущественные богатства в виде земель и зданий, но и всячески "одаривала" ее всевозможными исключительными "благами": разрешением заниматься безналоговыми коммерческими делами; снятием налогов на недвижимость; предоставлением всевозможных льгот, которые никому кроме церкви не давались; выделением больших государственных средств для реставрации церквей, церковных комплексов и храмов; даже решением в 2004 г. предоставлять за счет государства пенсии священнослужителям.

Итак, государственная власть хорошо одарила РПЦ. Понятно, что та в долгу не осталась и всемерно поддерживает престиж государственной власти.

Л.Н.Митрохин писал: "Сейчас религия стала предметом заботы не только напористых журналистов, но и политиков всех рангов, не без успеха пытающихся втянуть ее в свои игры, не всегда вдохновленные евангельскими ценностями; стали привычными совместные явления народу государственных и церковных деятелей, торжественные освящения публичных мероприятий…". В России конца ХХ в. "…светская "демократическая" власть и руководство Церкви все чаще обвиняется в попытках если не юридически, то фактически реставрировать привилегированное положение православия.

Подобные обвинения далеко не беспочвенны…

Это и провозглашение православного Рождества в качестве официального праздника многоконфессиональной России, и братанье светских и церковных руководителей, и церемонии освящения всех и вся, которые даже А.И.Солженицын как-то назвал "шутовскими", и безвозмездный возврат Московской патриархии (1993 г.) всех культовых зданий, использовавшихся РПЦ до 1917 г., несмотря на протест виднейших деятелей культуры и музейных работников. К ним можно отнести и настойчивое стремление церкви ввести преподавание Закона Божия в систему государственного образования, третирование всех остальных конфессий, как заведомо чуждых российской самобытности и т.п.

Так религиозная обстановка выглядит на высшем управленческом уровне, где затеялся перспективный флирт "демократической" и православной власти"1.

Русская Православная Церковь и другие религиозные организации в России не только выражали и выражают свою абсолютную лояльность государственной власти, но и полную поддержку ее, называя российское государство "богоустановленным институтом".

Одним словом, в России альянс и союз светского государства и православной церкви за последние 20 лет постоянно усиливается и укрепляется в условиях продолжающегося и до сих пор не преодоленного духовного и социального кризиса в стране, подрыва и утраты больших, единых и объединяющих духовно-социальных и нравственных ценностей, идей и убеждений, сплачивающих людей и народ в рамках существующей цивилизации.

У новой власти, начиная с М.С.Горбачева, была надежда, что "религиозный бум" и "религиозное возрождение", особенно усилившиеся с пышного и помпезного празднования в 1988 г. 1000-летия крещения Руси, выведут Россию из духовного кризиса, "спасут" ее культуру и цивилизационные традиции.

А что получилось на деле?

Каков итоговый результат попыток власти вместе с религией, прежде всего с православной религией, духовно, нравственно и культурно поднять и облагородить Россию за последние годы?

Об этих реальных итогах написал уважительно относящийся к религии и церкви и объективно анализирующий их историческое и цивилизационное развитие Л.Н.Митрохин. "Так что же мы имеем в итоге "религиозного возрождения"? Торжество отношений братства, любви, гуманизма, провозглашенных смиренными служителями Создателя? Увы, совсем наоборот: стремительное нравственно-психологическое одичание, распад социальной ткани на бытовом молекулярном уровне, когда боязно входить в лифт с незнакомым человеком или вечером бродить по столице, а материалы о мафиозных разборках, заказных убийствах, всепроникающей коррупции стали каждодневной духовной пищей.

..."цивилизованных" отношений не наблюдается и среди глашатаев небесной мудрости. Ужесточается драка за захват и передел бескрайнего российского молитвенного пространства, которая сопровождается взаимными обличениями, оскорблениями, фальсификацией взглядов оппонента, даже если это "брат во Христе".

Факты лежат на поверхности: почти криминальные разборки между православными иерархами на Украине, разрыв отношений (надеюсь, временный) Русской Православной Церкви и Вселенской Константинопольской Церкви, ожесточенная полемика между РПЦ и так называемыми карловчанами, не говоря уже о "ереси" Порфирия Иванова, "Богородичном центре", Церкви Последнего Завета ("Виссариона"). Враждебностью и злобой в отношении коллег по благовестию проникнута и современная миссионерская литература, в которой все отчетливее проступают не светлые божественные краски, а темные и низменные проявления человеческой натуры"1.

У многих людей, начавших в последние годы посещать церкви и другие религиозные учреждения, это стало внешним выражением их приспособления к официально навязываемым властями религиозным "пристрастиям" без наличия у них истинной религиозной веры, то есть у многих это оказалось просто их приспособлением к новой властной религиозной идеологии.

Сам характер настойчивого, чуть ли не принудительного навязывания со стороны власти и церкви, других религиозных организаций населению религиозных взглядов и воззрений вовсе не облагородил и не сделал более высокоморальным, нравственным, гуманным большинство российского населения, особенно молодежи. Ибо в эти самые последние годы в Россию целенаправленно и в широчайшем масштабе из США и других стран Запада хлынул поток антикультуры развлечений, призванных растлить, оболванить, прежде всего, молодежь, которые её буквально "втолкнули" в наркоманию, в секс и пьянство, в проституцию, в порнографию и разврат, в примитивизм жизненных потребностей и устремлений, в мелкое и жалкое потребительство.

Это привело к духовной и социальной деградации народа России в целом.

Приходится говорить не о росте цивилизованности населения в эти последние 20 лет переходных метаний в России, а о росте варваризации и одичания среди значительной его части.

Русский писатель В.Е.Максимов писал в середине 90-х годов: "По моему глубокому убеждению, нынешнюю российскую реальность можно определить всего лишь одним словом: растление. Растление на всех уровнях и во всех сферах"10.

И православная религия и православная церковь эти разлагающие, растлевающие людей и молодежь процессы не сумели ни остановить, ни переломить.

Искусственно навязываемые властью, иерархами церкви религиозные воззрения и взгляды в огромной степени подорвали и ослабили мощнейший научно-рациональный потенциал российской цивилизации, завоеванный и мощно развитый ею в течение XX в. - века научных, технических, технологических, организационных, управленческих, ядерных, космических, компьютерных, информационных и других великих революций, сотворимых талантами людей общемировой человеческой цивилизации.

Как верно отметил Л.Н.Митрохин, сегодня "…растет внимание к вненаучным, или ненаучным видам знания: мифам, вере, интуиции, социальным утопиям, к религиозно-нравственному опыту Востока. Причем нередко утверждается (особенно на уровне коммерциализованной массовой культуры) будто лишь религия способна исчерпывающе объяснить фундаментальные законы мироздания. Иными словами, под сомнение ставится критерий "научности" знания, завоеванный в многовековой борьбе разума против церковного догматизма и сыгравший ключевую роль в становлении европейской культуры"1.

Утратив в последние годы объединяющие людей и российский народ передовые научные, духовно-социальные идеи, привлекательные и притягательные ценности, научные идеалы и прогностические мировоззренческие устремления в социально справедливое будущее, сегодняшняя Россия так и не обрела новую духовно-социальную, мировоззренческую основу и опору российской общества и российской цивилизации, могущую объединить и сплотить воедино российский народ. Все эти 20 лет власти постоянно стремились найти или искусственно "сконструировать", объединяющие духовные и социальные ценности и идеи. Все 20 лет велся разговор об объединяющей народ "национальной идее": какая она, в чем, как ее сформулировать. Вели разговор - и безрезультатно. Не получилось.

Всякие искусственные попытки власти и церкви "сверху" установить российскому населению новые "праздники", вроде "Дня народного единства", впервые "назначенного" на 4 ноября 2005 г. почти через 400 лет после 1612 г., не сделают российский народ реально социально сплоченным, поскольку российское население на деле социально расколото на богатых и бедных. Нынешнее российское общество - социально и духовно-идеологически расколотое общество.

Все дело в том, что действительно объединяющие народ великие идеи и мировоззренческие ценности не приходят сверху. Они идут только "снизу", от самого народа. И приходят они, главным образом, во времена, когда народы проявляют себя подлинными субъектами истории и цивилизации, хозяевами страны и общества, как созидающие и творящие историю и цивилизацию "народы для себя", а не просто как пассивные, и спящие "народы в себе", выступающие как объекты управления.

Следует подчеркнуть, что в условиях XXI столетия - века научно-технических и научно-технологических революций и выдающихся научных открытий - чрезвычайно опасно для страны, общества и цивилизации опираться власти, прежде всего, на религию и руководствоваться религией в управлении страной.

Глубокий аналитик В.В.Похлебкин писал о ситуации в России в конце 90-х годов и ее перспективах: «Руководить страной со свечкой в руке и с богом на устах практически не было возможно даже в самые глухие периоды средневековья. Религия даже мракобесами использовалась только в декоративных целях, если они желали добиваться реальных политических результатов.

У нас же бывшие так называемые "партийные руководители" без всякого стеснения крестятся перед телевизионными камерами...

Развращение народа циничным попранием того, чему прежде сами поклонялись, может привести только к одному результату: к полному недоверию народа к государственной власти, к растлению национального, патриотического сознания народа, которому либо станет буквально наплевать на все, или который окончательно привыкнет во всем рабски подражать "начальству"»11.

Это острейшие дилеммы для обеспечения успешного развития России в XIX в., объективной основой общественного и цивилизационного прогресса которого является рост научно-практических перемен и технологических новаций и успех прогресса которого зависит от активного использования современной науки о руководстве и управлении.

Примечания

1 Митрохин Л.Н. Религия и культура (философские очерки). М.: ИФРАН, 2000. С. 263, 271, 264-265, 214-215, 224; 215-216; 233.

2 Окулов А.Ф. Социальный прогресс и религия. М.: Мысль, 1982. С. 20.

3 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.26. С. 237.

4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С. 345-346.

5 Жорес Ж. Социалистическая история французской революции. Т. 1. Кн. первая. М., 1976. С.57-58.

6 Фромм Эрих. Догмат о Христе. М.: "Олимп", 1998. С.66.

7 Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1953. Т. 53. С. 230.

8 Ключевский В.О. Соч. в 9-ти томах. М., 1987. Т. 1. С. 276.

9 Ванчугов В.В. Очерк истории философии "самобытно-русской"". М.: РИЦ "ПИЛИГРИМ", 1994. С. 338.

11 Похлебкин В.В. Великий псевдоним (Как случилось, что И.В.Джугашвили избрал себе псевдоним "Сталин"?). М.: "ЮДИТ", 1996. С. 128-129.

Для комментирования необходимо зарегистрироваться на сайте

Не секрет, что о Церкви не было известно во времена Ветхого Завета. Израиль не был ветхозаветной Церковью, а Церковь – это не новозаветный Израиль. Церковь была создана Господом Иисусом после Его земного служения и жизни. Церковь и Израиль два различные друг от друга явления, формирования, объединения, народа. Если что – то было установлено Богом для Израиля, то это не значит, что оно должно быть в Церкви.

Например, считается, что если в израильском народе были люди, наделенные властью, то значит и в Церкви есть люди, также наделенные властью. Задумайтесь над следующим. У стола четыре ноги. У слона четыре ноги. Значит ли это, что у стола автоматически должны быть бивни и хобот? Не надо искать подобные черты у Израиля и Церкви, - это два различных явления!

О Церкви в книгах Нового Завета сказано много. Впервые о ней упоминает Сам Христос: «…Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее». (Матф.16:18) А ещё Господь Иисус во время Своего земного служения установил для Церкви два основополагающих, фундаментальных положения:

1. отсутствие человеческой власти в Церкви - «Иисус же, подозвав их, сказал: вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не [для того] пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих». (Матф.20:25-28)

2. главенство решения общего собрания Церкви над решением какого – либо частного лица в Церкви – «…если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь. Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе». (Матф.18:17-18)

Особо хочу остановиться на том, что Господь Иисус не установил никакой человеческой власти в созданной Им Самим Церкви. Он не ввел в жизнедеятельность Церкви понятие и принципы власти. Спаситель Сам создал Церковь и, поверьте, Он знал, как сделать правильно!

Вы не найдете в Новом Завете, а Церковь живет по условиям Нового Завета, указаний на то, что пастора, пресвитера и какие – либо другие «служителя» имеют власть. Господь Иисус никому из «служителей» в Церкви не давал власти , никого не наделял властью, никого не уполномочивал иметь власть и властвовать! Вчитайтесь в Его слова: «…так как Сын Человеческий не [для того] пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих». (Матф.20:28)

Прочитайте внимательно и непредвзято следующие отрывки из Писания: Матф.20:25-28, Мар. 10:42, Лук. 22:25-26. Видите, - Господь искал и ищет тех, кто согласен служить Его Церкви, Его спасенным, верующим в Него! Христос искал и ищет тех, кто согласен стать слугою и рабом для членов Его Церкви. Господу Иисусу не нужны властители, божки, князьки, царьки. Ему не нужен тот, кто называясь «служителем», по делам своим должен называться «властителем».

Пастора, пресвитера и какие – либо другие «служителя» считают, что имеют власть в Церкви. Но они имеют эту власть только в своем воображении и в воображении оглупленных ими верующих.

Власть существует, чтобы безраздельно властвовать , т. е. власть не будет делиться с кем – либо своей властью. Власть существует, чтобы повелевать, подчинять всё и всех своим интересам. Власть существует, чтобы ей служили, и не будет служить кому – либо. Власть стремиться достигать собственные интересы, и использует любые средства для их достижения и для устранения тех, кто стоит у неё на пути к этим интересам.

Вышеперечисленное – это сущность власти, это законы её развития и существования. Вы не сможете изменить что – либо во власти. И не важно, какая это власть, государственная или Церковная. Любая власть развивается и существует по законам власти. Бультерьер всегда останется бультерьером, как бы вы его не кормили и в какой бы конуре он ни жил.

История человечества наполнена примерами того, как действовала «церковная власть», какие дела вершила и как расправлялась с инакомыслящими. Вы думаете, что – то изменилось со властью в наше время? Если члены Церкви считают, что «служителя» имеют власть, то они сами наделяют их этой властью со всеми «опциями» в придачу. По вере вашей да будет вам! Поэтому не ждите, что пастор будет служить вам, будет заботиться о вас и помогать вам. Да и как может кому – либо служить церковный «бугор», заявляющий: «Властью, данной мне Богом…!» Такой человек хочет и будет властвовать, а не служить. Но Бог никому из современных «служителей» власть не давал, и сказал об этом в Писании!

Павел как – то предупреждал группу пресвитеров: « Ибо я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою». (Деян.20:29-30) Эти слова исполняются и сегодня.

Церковные соборы и их происхождение Афанасьев Протопресвитер Николай

СОБОРНОСТЬ ЦЕРКВИ И «ВЛАСТЬ КЛЮЧЕЙ»

Долгожданная, хотя и несколько запоздалая публикация книги протопр. Николая Афанасьева «Церковные соборы и их происхождение» свидетельствует о возвращении современного христианства в лице своей научно–богословской мысли к собственным истокам, т. е. к основаниям и смыслу церковного бытия, к осмыслению церковности как таковой.

Написанная в 1940 г., эта работа красноречиво характеризует и своего автора, заявившего о себе как об одном из крупнейших деятелей церковной науки XX века, ставшем фактическим основоположником современной православной экклезиологии - разделе догматики, разработка которого была и остается особенно актуальной.

Думается, не подлежит сомнению, что современная церковь остро нуждается в упорядочении своего явно рассогласованного существования, прежде всего в таких аспектах, как единство, соборность и апостоличность.

Внушавшие оптимизм яркие признаки возрождения начал соборности и единства, такие, например, как Поместный собор Русской православной церкви 1917–1918 гг., движение к не поверхностно–декларативному, а подлинному воссоединению частей некогда единого христианского мира, начавшийся конструктивный обмен позитивным историческим опытом - все это теперь постепенно отходит в прошлое, уводя одновременно в край несбывшихся мечтаний взыгравшие было чаяния христиан. Практика несколько неожиданно оказалась к ним намного требовательнее, а дело восстановления подлинной церковности - сложнее примирения догматических символов Востока и Запада.

Сегодняшний облик церкви, увы, в полной мере соответствует словам о. Николая, предваряющим его самый известный труд «Церковь Духа Святого»: «Наша церковная жизнь вошла в тупик, так как начала, которые проникли в нее в далеком прошлом, изжили себя и вызывают в церковной жизни одни только недостатки. Церковь рассматривается как организация, подчиненная человеческим законам, и, как организация, отдает себя на служение человеческим задачам. Человеческая воля господствует в ней самой, и человеческая воля вне ее стремится обратить Церковь Божию в средство для достижения своих целей. Никогда, может быть, сами верующие не отдавали так на поругание «невесту Христову»".

«Церковные соборы…», в определенной степени подготовившие главное сочинение о. Николая, посвящены научно–богословской реабилитации соборного начала церковной жизни, неотъемлемого от ее сути и назначения.

О. Николай отправляется от евхаристической природы Церкви, которая таким образом выявляется прежде всего и по преимуществу в евхаристическом собрании. По этой же причине и соборное начало Церкви есть не что иное, как свойство, прямо предполагаемое евхаристичностью Церкви. Крайне важно здесь то, что автор говорит не о собрании, которое так себя называет или усваивает себе его видимые атрибуты. Речь идет о самой природе сакраментального события, и значит, о том, действительно ли данное собрание евхаристично, действительно ли оно живет тем, чтобы во главе его, «посреди нас» был Христос. О. Николай несколько раз упоминает известный факт, что местные собрания–общины нередко обозначались словом «любовь».

Церковь повинуется Христу, Которого Бог «поставил выше всего», главою Церкви, которая есть Тело Его, «полнота Наполняющего все во всем». Само же главенство Христа, Его власть совершенно лишена признаков внешней авторитетности, она лишь выявляет реальность собранности во Христе «двоих или троих» и, следовательно, подтверждает или, паче чаяния, опровергает ее. Даже власть Христа, таким образом, есть не внешняя распорядительность, а лишь подлинность Его присутствия, а значит, и присутствия Церкви - Его мистического Тела.

Евхаристическая экклезиология, которую разрабатывает о, Николай, исходит из первичности локального евхаристического собрания, и, следовательно, присутствия в нем полноты Церкви при условии его сакраментальной действительности. Таким образом, вся Церковь, а не какая–то ее часть является в жизни местной общины. В сознании этого коренится, по мнению автора, фактически исчезнувшая из жизни земной церкви особенность первохристианства. «Церковь там, где Христос, а Христос там, где двое или трое собраны во имя Его» (с. 31).

Христос неразделим, поэтому и присутствие Его «посреди нас» в данном евхаристическом собрании не может быть частичным, но из этого следует со всей определенностью, что и явление Церкви возможно только в полноте, а не в части. Только впоследствии, как известно, разовьется иное представление о Церкви, как об объединении локальных общин, где ни одна из них не имеет в себе церковной полноты, принадлежащей в рамках этой новой, универсальной экклезиологии, лишь целому.

Древнейший же образ единства по о. Николаю Афанасьеву выглядит принципиально иначе, это любовный союз общин, не представляющий из себя организацию высшего характера, так как в Церкви не может быть ничего выше Церкви (с. 32). Равным образом и авторитет той или иной церковной общины измеряется не количеством членов, древностью кафедры, исторической важностью или административным статусом города пребывания. Авторитет ее будет тем выше, «чем больше степень приближения… общины к существу Церкви» (с. 33).

Важно при этом, что жизнь отдельных общин предстает как устремленность друг ко другу в любви, поскольку «как Христос не может восстать на Самого Себя, так и одна церковная община с любовью принимает то, что делается в другой, потому что то, что делается в одной, делается и во всех - оно совершается в Церкви» (с. 33).

О. Николай считает что «единственным условием принятия решений одной общины другой является только их церковность, что равносильно признанию их кафоличными». Тогда и церковная рецепция - это то, что может принадлежать только всей Церкви, «как свидетельство Церкви об истине, т. е. о самой Себе» (с. 33, 34).

Сама рецепция, таким образом, оказывается естественной формой выявления в жизни конкретной церковной, т. е. евхаристической общины, ее кафолической природы. Говоря иначе, рецепция устанавливает, действительно ли собирание данного церковного сообщества имеет подлинно церковный характер, т. е. Христово ли оно.

Очень органично вписывается в такой контекст мысль о. Николая о церковном соборе, как особом «собрании членов Церкви со Христом для обсуждения и решения вопросов кафолической природы». Собор предстает как форма церковной жизни, необходимая для разрешения актуализировавшейся проблемы, прежде присутствовавшей в практике общин лишь латентно.

Такое понимание собора усваивает ему свойство естественной и привычной для церкви формы жизни - собрания ее членов, специфика которой состоит лишь в особом характере обсуждаемых вопросов. Как пишет о. Николай, «в момент ее установления Церковь таила в себе потенциальный Собор» (с. 42). У так понятого собора не может быть ни особого статуса, ни, тем более, властного авторитета. Собор точно так же, как и любая сторона жизни отдельной общины, становится достоянием всей церкви через рецепцию. Содержание соборности и критерий рецепции остаются прежними - «единство Духа в союзе мира».

Очевидно, что эмпирическая действительность, в которой жил и сам автор, слишком радикально отличается от описываемого им порядка вещей. Его природа вполне покрывается одним определением - правовая. Большая часть «Церковных соборов…» посвящена становлению этого, заметим, чуждого первохристианству наличного церковного устройства.

Парадоксальная особенность этой эволюции состоит в том, что, по мнению о. Николая, «когда произошло превращение собора в церковный институт, голос самой Церкви умолк, а вместо него остался голос ее высшего органа» (с. 43–44). В свою очередь властные полномочия, приобретаемые новоявленным правовым институтом, неизбежно ставятся в зависимость от представительности конкретного собора. Кафоличность как качество духовной жизни уступает место иным приоритетам, позволяющим формально определить степень авторитетности того или иного собрания, вследствие чего утрачивается целостность церковного собора. За не очень продолжительный исторический период (100-150 лет) некогда единственный признак церковности оказался прочно увязан с иным, внешним, в апостольские времена неизвестным. Уже св. Игнатий Богоносец, наряду с признанием: «Где бы ни был Иисус Христос, там кафолическая церковь» (Смирн. 8. 2), много говорит и о епископе как о столь же важном гаранте церковности местной общины.

О. Николай Афанасьев указывает, правда, что у св. Игнатия епископ всецело включен в евхаристическое собрание и поэтому еще не может быть единственным гарантом ее церковности. Однако он вскоре становится таковым, последовательно развивая функцию единоличного представительства своей общины на расширенных церковных собраниях, куда для убедительности его решений (!), в частности об избрании нового епископа, приглашаются избранные лица соседних общин. Первоначально это могли быть и часто бывали не епископы и даже не клирики, однако вскоре повсеместно закрепляется обязательное присутствие в качестве приглашенных по таким поводам именно соседних епископов. В этом случае, представляя самого себя, епископ одновременно представляет и общину. Последнее стало означать автоматическую рецепцию решений своего епископа на собраниях ближних и дальних соседей. Тем самым отпадает и необходимость в рецепции в своем прежнем виде, т. е. как испытании церковности тех или иных деяний.

Возникают соборы «переходного типа», по терминологии автора, где кафолическое начало, присущее деятельности данного собрания, совмещается с правовым характером присутствия соседних епископов. Затем появляются прецеденты поставления епископов вне общин, закрепляющие их принципиально новое положение: уже не внутри, а над церковным собранием. Логическим продолжением такого церковного устройства становится такое представление о соборном единстве церкви, под которым будет пониматься собрание возможно большего числа епископов. Кроме того, уже св. Киприан Карфагенский говорит о недопустимости требования церковной рецепции деяний собора, так как этим подрывается авторитет епископов. В пределе, таким образом, собор епископов может заместить собой собрание церкви. О. Николай обращает внимание на то, что протоколы Карфагенского собора 256 г. называются «Sententiae episcoporum» (постановления епископов). Тем самым, с торжеством универсальной экклезиологии, начинает витать в воздухе идея вселенского собора, неосуществимая до поры лишь технически.

Так окончательно складывается порядок, подменяющий духовное качество церковной полноты формально–правовой полнотой представительства церковных общин в лице их возглавителей - епископов. Если продолжать эту логику дальше, то легко прийти к заключению о необязательности представительства епископом кого бы то ни было, кроме себя самого - лица, облеченного сакрализованными правовыми полномочиями. Способствующий появлению такого мировоззрения порядок поставления епископов не внутри общины, но в общину, то есть извне, уже упоминался.

Следовательно, сам по себе правовой принцип устройства церкви неумолимо должен вести не просто к констатируемому о. Николаем Афанасьевым разрыву церковной целостности, но прямо к узакониванию параллелизма в устройстве эмпирической церкви. Тогда один, главный уровень, представлен собором самозаконного епископата, а второй - тоже в определенном смысле замкнутым на себя церковным народом. Первый при этом предстает структурно необходимым, но и достаточным, поскольку собор епископов и есть выражение церковной полноты. Второй, в свою очередь, выглядит структурно факультативным, поскольку не наделен никакими качествами, способными засвидетельствовать его принципиальную значимость. Иначе говоря, церковное единство и кафолическая полнота, понятые как правовые начала, целиком институционализируются высшим клиром.

Однако и здесь еще сказано не все. Властно–правовые полномочия оказываются способными поглотить и сакраментальную сторону жизни церкви. В самом начале книги о. Николай предупреждает: «Если бы наряду со властью Христа как Главы Церкви существовала бы иная власть в лице или другой общины, или какого бы то ни было предстоятеля, то эта власть была бы одновременно и властью над Самим Христом и Его Телом» (с. 30). Круг замыкается. Власть любви и власть ключей не могут быть уравнены в правах, и, как это ни невероятно, правовое сознание в силу собственной природы вынуждено отдать первенство именно второй, а не первой.

Кто знает, но, возможно, кричащая несовместимость современного автору церковного порядка с отчетливо реконструируемым сегодня, в том числе и благодаря его собственным усилиям, первохристианским церковным сознанием подвигла о. Николая Афанасьева на этот дерзновенный труд. Точность и убедительность диагностики и оценок, утвердившихся в ходе истории институционально–правовых приоритетов церковного устройства в ущерб изначальным, собственно соборным, коренящимся в мистической природе Церкви - Тела Христова, заставляют глубоко задуматься сегодня над возможными путями фактической, а не только богословской реабилитации соборного начала церкви.

В этой связи взоры чад Русской православной церкви по–прежнему обращаются к Поместному собору 1917–1918 гг., так как именно там были сделаны реальные обнадеживающие шаги в сторону восстановления самых очевидных форм соборности: выборность епископата и остального клира, создание митрополичьих округов, пересмотр функций церковных судов, восстановление некоторых аспектов местной соборности. В целом, правда, собор не вышел за рамки представительского понимания собственной функции в церковной жизни, что специально подчеркивает о. Николай. Следовательно, уже по одному этому признаку он практически целиком остался в пределах правового, а не харизматического ее понимания. И все же само движение в сторону преодоления вышеописанных искажений, следует признать едва ли не прорывом в чаемом эмпирической церковью направлении.

Адекватно оценить реальную значимость деяний собора 1917- 1918 гг. может позволить всесторонний и тщательный историко–богословский анализ последовательности и содержания возможных шагов, которые следовало бы предпринять на пути к полноценному восстановлению подлинно церковной соборности. Может быть, заслуживает внимания уже тот факт, что Собор, в целом двигаясь в правильном направлении, предложил лишенные какой–либо радикальности, эволюционные по характеру и вполне осуществимые в тех исторических условиях меры, которые позволяли постепенно, но целенаправленно перейти от состояния правовой аморфности к сквозной отрегулированности правовых и представительских процедур. Не следует ли в этой связи говорить о неизбежности ретроспективного повторения исторического пути церкви, с тем чтобы в стремлении вернуться к подлинной кафоличности не забрести в новые тупики?

Если это предположение не лишено оснований, то тем большую значимость приобретает публикация настоящего труда о. Николая Афанасьева, доказательно демонстрирующего этапы в целом незаметного для современников и довольно быстрого по историческим меркам перехода от кафолической собранности во Христе к вселенской представленности церкви собором епископов.

Внимательное вчитывание в книгу о. Николая неизбежно поставит и вопрос о необходимости более подробного рассмотрения причин, определивших обсуждаемую перемену в понимании церковной соборности, которые в настоящей работе лишь кратко обозначены. Трудно усомниться в самой констатации, что утрата яркой эсхатологической окрашенности своей жизни, неизбежно более тесная привязка к жизни мира сего вкупе с численным ростом раннехристианских общин создают, как оказалось, сильные соблазны забыть свою «первую любовь». Но тогда возникает вопрос о степени неизбежности им поддаться, а тем более о том, какие шаги позволили бы не повторять ошибок прошлого. Очень хочется верить, что жизнь Церкви на земле не покрывается одними секулярными закономерностями, и что поэтому искреннее стремление восстановить подлинные начала церковности позволит учиться даже у истории, которая, как известно со времен Гегеля, никого ничему еще не научила.

Нам остается только пожелать счастливой и плодотворной судьбы этой замечательной книге - плоду самоотверженного, пусть по видимости и кабинетного труда ее выдающегося автора, чье служение церкви, хочется верить, обретает сегодня новый масштаб и особенную востребованность.

Давид Гзгзян, канд. филол. Наук, зав. кафедрой богословских дисциплин и литургики Свято–Филаретовского института